ЛабораТОРИЯ "ТАНАХ. ТЕКСТ, РЕЖИССУРА, ИГРА"

ТОРА - КУЛЬТУРНАЯ ТЕРРИТОРИЯ

По материалам
Бориса Юхананова и Григория Зельцера.

     Три года назад в Москве начала свою работу театральная ЛабораТОРИЯ "Танах. Текст, Режиссура, Игра" (Еврейский культурный центр на Никитской). В центре работы ЛабораТОРИИ - священные еврейские тексты.

     Тора обращена к каждому человеку и вызывает живой ответ у каждого, независимо от его веры и отношения к традиции. Кроме этого, Тора является единственной общей культурной территорией для всех евреев мира, и поэтому способна стать основой для появления нового еврейского искусства. Тора обладает уникальной возможностью универсально резонировать с любым типом сознания. Театр считается самым универсальным искусством. Интересы ЛабораТОРИИ расположены на пересечении театра и Торы.
     ЛабораТОРИЯ исследует и развивает театральное искусство в свете священных еврейских текстов и развивающейся традиции еврейской мысли, воспринимаемых молодым городским творческим сознанием; это попытка создать современный мидраш методами театра. Ее участники - молодые люди из различных культурных, профессиональных и социальных групп.
     Инициативу по созданию проекта проявил в 2002 году еврейский культуртрегер Григорий Зельцер. Работа проходит под руководством известного московского режиссера Бориса Юхананова, автора Нового Универсального Метода. Прежде этот метод был протестированн в целом ряде образовательных и художественных проектов самим Юханановым и его учениками из Мастерской индивидуальной режиссуры, теперь он стал основополагающим в работе ЛабораТОРИИ: деятельность основана на принципах индуктивной игры, то есть игры, в которой правила создаются и изменяются в процессе развития. ЛабораТОРИЯ является открытой структурой, соединяет аналитический семинар и репетиции.

     В сезоне 2003-2004 в "ЛабораТОРИИ" была создана индуктивная игра "Диаспорическая Симфония". Это - коллекция драматических и пластических этюдов, основанных на текстах Торы. "Диаспорическая Симфония" состоит из индивидуальных и коллективных работ и комментариев, существующих на общем пространстве. Это одновременно и публичное театральное представление и часть открытого аналитического семинара.
     В сезоне 2004-2005 ЛабораТОРИЯ продолжает развитие своей программы, и начнет поиск партнеров в еврейской среде в России, Израиле и Европе. Мы стремимся к созданию международного Пространства Новых Коммуникаций. Участники этого пространства смогут обогащать и развивать друг друга. Пространство Новых Коммуникаций включает в себя регулярно функционирующий театральный и аналитический семинар, актерско-режиссерскую школу и "блуждающий" фестиваль. Эта деятельность также приведет к созданию конкретных театральных, телевизионных и кинематографических проектов, направленных на взаимодействие со священным текстом Торы.

Борис Юхананов и Григорий Зельцер:
ЕВРЕЙСКИЙ ТЕАТР - ЭТО ОБЩИНА

     ЛабораТОРИЯ возникла как особого рода инициатива, в которой происходит поиск на глубине современного театра, связанный с тем, что я называл новой универсальной, новомистериальной территорией. Этот поиск, этот опыт развивались в русле трех направлений, которые можно обозначить как психологический, игровой и мистериальный театр.

     Если психологический театр, как направление, связанное с русской театральной школой, накопил существенную традицию, как методологическую, образовательную, так и практическую, выраженную в целом ряде великих спектаклей и целых школ, то игровой театр, тем более новомистериальный - совершенно новые явления для отечественной театральной культуры, которые оказались актуальными в 80-90 годы.

     Именно на этих территориях был сложен тот метод, как образовательный, так и собственно практический метод создания спектаклей, который положен в основу реальной практики ЛабораТОРИИ. ЛабораТОРИЯ задумана как неразрывное соединение репетиции и аналитического семинара. Мы смотрим сквозь театр, при помощи театра, читаем и слушаем священный текст, и благодаря священному тексту Торы развивается театр.

     Действие, речь и мысль, как говорили мудрецы - три оболочки души. В работе с каждым фрагментом текста театр оказывается на территории действия. В действии театр обнаруживает свои возможности, превращается в речь. Причем в речь не только осознающую, разбирающуюся в смыслах слов или букв, различающую порядки нарративности, но и в речь, раскрывающую еще не существующие смыслы через открытый публичный акт мышления, в речь, обретающую возможность тех или других игровых подходов к тексту.

     Аналитический семинар, возникающий на территории свободной беседы, вбирает в себя, как это свойственно общению на территории общины в древнем понимании этого слова, или как это свойственно Бейт-мидрашу, самые разные чувства, чаяния, представления участвующей компании. Все это постепенно превращается в опыты на площадке, которая оказывается пространством беседы. Сцена, репетиционная площадка - все это существует внутри беседы, мгновенно уходит в речь, образуется как действие и отзывается смыслом.

     Театр всегда боялся глубины толкований, и ему совершенно необходима эта прививка древней традиции Бейт-мидраша, чтобы очиститься от психоидного, то есть от аффектов, заслоняющих от играющего актера возможности, заключенные в самой игре. В неразрывности аналитического семинара и репетиции постепенно созревает особого рода коллекция "первых опытов", подчас самых первых для того или иного участника. Это - опыты игрового действия внутри священного текста. Конечно, это сокровенное пространство, которое не может быть подвержено системе замечаний, анализу, привычным в театре, потому что на этом пространстве подлинная встреча с высшим составом жизни берет свое начало и ответственность.

     На протяжении двух лет, которые, естественно, нами определяются как начальный период существования ЛабораТОРИИ, мы сумели различить этот особого рода состав, пересечение, взаиморастворение жизни и игры. Представляется, что именно здесь спрятана та продуктивная возможность, тот живой потенциал, из которого могут взойти свежее действие и художественная ткань. Возможно, здесь даже могут быть созданы новые координаты: система отношений людей, связанных между собой через текст.

     Мы называем наш опыт "Диаспорической Симфонией", потому что выросший и воспитанный в диаспоре молодой человек в момент самораскрытия на таким способом организованной территории обнаруживает в себе не только свойства здесь и сейчас притянувшегося к тексту сознания, но и энергетические источники своей жизни, реальной жизни в диаспоре. Ими окрашивается текст, его поведение на сцене, его общение в ЛабораТОРИИ. Так возникает состав действия, очень свободного в своих связках, постоянно изменяющегося, запущенного в эволюцию, живущего, как свободная музыка, на глазах у участников семинара и зрителей. И действие это каждый раз складывает себя заново.

     ЛабораТОРИЯ исследует возможности, которые заключены в таким образом организованных действии и общении. Этот опыт показал нам, что здесь заключен не только художественный потенциал, но и особого рода коммуникативные возможности. Актуализирующийся в игре смысл возвращается в общение людей, упрочивая их связи и создавая тот тип неформальных коммуникаций, который сегодня особенно необходим в еврейской культуре. Он дает сферам и составу, которые обычно откладывались человеком, вступавшим на территорию священного текста, возможность распространиться в связях, возникающих между людьми в игре. Особенно это существенно для молодого, становящегося сознания.
     Человек сам табуировал себя, и его живой интерес часто попадал в эту систему табу и оставался в ней, что постепенно приводило к выхолащиванию, одеревенению связей человека с текстом. Здесь все не так. Здесь принципиальным является преодоление внутренних табу. Встретиться с заповедью или с таинством глубинного смысла должен весь человек, целиком. И там, на территории этой встречи, окутанный мудростью текста, каждую частицу своего живого сознания человек может отправить в действие, речь и мысль. И тогда возникает подлинная художественная ткань, возникает особого рода игра, в которой как в реке отражается природный ландшафт жизни, не подчиненный формальным канонам и представлениям. Еще раз подчеркну: именно сюда, в эту игру отражений, в живой поток действия, речи и смысла, должен войти священный текст, и только это может сделать его подлинно актуальным в диаспоре.

     Конечно, из такого процесса общения, анализа, репетиций, игры образуются в дальнейшем самые разные векторы. Кто-то окажется на территории режиссуры, кто-то осознает себя как исполнитель, в ком-то упрочатся его сокровенные, ничем не ангажированные отношения со священным текстом. Все это естественно для сегодняшнего молодого человека, потому что он, с одной стороны, стремится к специализации, дифференциации по судьбе и профессии, и цивилизация предлагает ему самые разные возможности для выбора этих судеб и дел. Но здесь, на территории ЛабораТОРИИ, он встречается с другим подходом, который как бы предшествует разделению. Мы избрали этот подход, понимая причину, природу тех жестких необходимостей, которые ведут к дифференциации. Именно предшествование специализации и дифференциации составляет основание этого универсального метода. Речь идет об удерживании универсального в человеке, обнаружении тех возможностей, которые заключены в универсальном, возможностей, которые всегда открыты там, где театр обращается к Торе.
     В программе ЛабораТОРИИ существует выясняющаяся по пути своего развертывания последовательность. На первом этапе мы просто читаем текст и разговариваем друг с другом. Разговор может быть очень свободным, выходить за рамки текста, уходить в область современной философии, театра, кинематографа или жизни. Из этого разговора постепенно созревает внимание, и вот в это внимание, особым образом организованное, снабженное инструментарием, взятым из театрального метода, приходит желание создать, сочинить, попробовать сыграть, проанализировать, шире того - осознать. И это желание утоляется. И когда возникает работа, она всегда возникает рядом с другими работам, готовая к тому, что она может очень по-разному встретиться с ними. Работа оказывается на открытой территории, где о ней может говорить каждый в очень разных ракурсах, и она не боится этого.

     Вот эта готовность к открытой, незащищенной территории является неотъемлемым свойством метода. На самом деле, очень трудно добиться этой открытости, потому что окружающая жизнь изготавливает самые разные способы закупорок и запретов, сквозь которые не только не может пробиться живой смысл подлинного познания театра, но и более сокровенным отношениям там не находится места, среди этих зажимов, запретов, забинтованностей. Это очень трудный процесс, его трудно выговорить в рамках такого рода рассуждений, но театр не дает возможности перепутать, на территории игры нет места мимикрии, фикции, все сразу видно. И можно различить мельчайшее в эволюции. Эта обнаженность обостряет откровенный разговор, вне которого не может быть познания, тем более - совместного познания.

     ВОПРОС: Может ли применяться эта технология где-то? Насколько она универсальна?

     ЮХАНАНОВ: Сейчас настало время, когда следует избегать форматности. Мой опыт показывает, что как раз саморазвивающиеся технологии не насаждают форматность и закладывают методики, которые могут быть использованы самыми разными индивидуальностями. Говоря о "новом пространстве коммуникации", мы имеем в виду, что хотим поделиться этой методологией с другими. Я хочу подчеркнуть, что речь идет не о некой уникальной эксклюзивной территории, которая не может быть принята другим сознанием, а как раз наоборот…

     ВОПРОС: Все ли студийцы согласны осваивать эти новые технологии именно на материале священного текста?

     ЮХАНАНОВ: Все, кто работает в ЛабораТОРИИ, хотели бы работать и с другими текстами тоже. Современный "евреиш" - существо, которое в невероятной степени разведено на всевозможные векторы. Надо брать его со всеми векторами, какими бы они ни были. Новая универсальная территория очень широка, она создана на изощренно освобождающейся по пути развития территории современного искусства. Эта территория готова принять в себя "евреиша", а сама в силу своего мудрого интереса вся целиком отослана к священному тексту. Как ни барахтаться в потоке, он приведет туда, куда течет эта река…

     ВОПРОС: В каких отношениях лаборатория находится с существующей традицией еврейского театра? В какой степени театр священного текста, если этот текст - Тора, соотносится с еврейской традицией? Способен ли театр как вид искусства влиться в поток еврейской традиции?

     ЗЕЛЬЦЕР: …Когда три года назад я докучал коллегам и знакомым, как театральным, так и нетеатральным, безумными идеями о возрождении, как я тогда это называл, "еврейского театра", одним из моих аргументов являлась моя неудовлетворенность. То есть, как истинный еврей, я пытался определить что-то через отрицание. Я имею в виду неудовлетворенность отсутствием еврейского театра и тем "еврейским театром", с которым я сталкивался, и даже не только еврейским театром, а многими проявлениями той деятельности в России и в СНГ, которая подпадала под категорию "еврейское искусство".
     На мой тогдашний неискушенный взгляд, в девяноста процентах случаев все это делилось на две категории. Первая - импортированная в основном из Израиля "хава-нагильщина", то есть то, что было рождено в Израиле, резонировало с израильской реальностью, жизнью, проблемами, и что прошло, что немаловажно, экспортный ценз, то есть было признано (не важно, кем и для чего) достойным быть импортированным. Естественно, приживалось в России это искусство своеобразно.
     Второе - "Шолом-Алейхемщина" - то есть искусство, соответствовавшее некоему представлению о том, что было принято считать еврейским. Причем именно представлению, потому что, к сожалению, (или мне просто не повезло) мне не пришлось столкнуться с чем-либо, выражающим или каким-то образом внятно определяющим, насколько на это способен театр, существование, боль, и то неуловимое, но очень понятное вещество существования современного еврея в России, в диаспоре. И дело было даже не в космополитизме и ассимиляции, которые пронизывают советское и постсоветское мэйнстримовое еврейское сознание, а скорее во времени.
     В советское время еврейская община существовала. Не как община формальная или имевшая свои внятные институты, и даже не как община в подполье. Она существовала в какой-то своей дымчатой, туманной, но цельности. Примерами ее, как верхушками айсбергов, наша жизнь была наполнена ежедневно: вся эстетика пятой графы, узнавание с еле видной улыбкой через вагон метро, никем не предписанная готовность оказать помощь, еврейские факультеты и школы, где ничего еврейского, кроме списка фамилий, формально не было, настойчивое выискивание, автоматическое выдергивание еврейских фамилий из титров после кинофильма (этакий вариант советского и диаспорического патриотизма) и многотысячная толпа за билетами на "Черную уздечку для белой кобылицы" Шеллингера, и, как мезуза на двери, коричневый шеститомник Шолом-Алейхема на книжной полке.
     То есть, у нас были все составляющие общины, но в своем странном туманном виде. Потом лопнул пузырь Советского Союза, и вместе с ним лопнула и эта структура еврейской общины. Она начала эволюционировать. И когда ностальгический голод, родной сын шеллингеровских очередей, был утолен, на территории театра мы оказались в пустом пространстве. Даже очень хорошая драматургия (например, "Мирьям" или "Небольшой погром в станционном буфете" Олега Юрьева) при всей своей честности и талантливости оказалась актуальной "для вчера", а новая еврейская драматургия еще не успела осмыслить произошедшее, а также еще не успела насытиться другой свободой - свободой полномерного космополитизма.
     Итак, я страдал, как банальный потребитель, любящий театр. Так вот в этом своем неудовлетворенном голоде я задавал многие простые и очень важные вопросы, возникающие в момент, когда человек произносит: "Еврейский театр в России": "На каком языке? Какая драматургия? А актеры только евреи? А еврейская драматургия или театр, это искусство, созданное евреем или искусство на еврейскую тему? Тогда что такое еврейская тема?".
     Все эти вопросы абсолютно легитимны. Мой же ответ тогда, да и сейчас, состоял в том, что единственным, что нас объединяет, однозначно неоспоримым фундаментом, из которого растет или на котором стоит сегодняшний еврей в России, является Тора. И это вне зависимости от религиозного сознания, соблюдения или ярого несоблюдения традиций, вообще знакомства с этим словом. Это происходит не только на сознательном, но и на генетическом и коллективно-бессознательном уровнях. И идти нужно от этого. Это исходная точка. Это позиция, на которой я находился, когда встретился с Борисом…
     …В течение года я обращался с призывом к самым разным режиссерам, точнее делился с ними своими мыслями и идеями. Я делал это, так как понимал, что в театре я еще человек новый, и сам в одиночку не способен поднять эту затею. Условно можно разделить реакцию режиссеров, с которыми я встречался, на два типа: "Извините, я не занимаюсь национальным театром" и "Старик, столько-то денег - и любой спектакль, какой захочешь, у тебя в кармане". С Борисом разговор шел по-другому.

     Еврейский культурный центр на Никитской поддержал эту инициативу. В начале мы дали одно единственное объявление, состоявшее из 8 слов: "Театральная лаборатория Бориса Юхананова. Танах, текст, режиссура, игра". На это объявление откликнулась очень разношерстная и не очень многочисленная группа молодых людей. Каждого привело в ЛабораТОРИЮ что-то свое: кого-то - интерес к театру, кого-то - имя Юхананова, кого-то - интерес к священному тексту. Сегодня это порядка двадцати- двадцати пяти человек в первом круге, порядка десяти во втором, плюс третий круг - постоянно меняющийся…
     …В истории еврейского театра я могу соотнестись с созданием "Габимы". Ни в коем случае нельзя проводить между нами прямую аналогию. Все это рассматривается мною в самом широком контексте времени. Как тогда, когда создавалась "Габима", так и в наше время, у евреев появилась возможность оказаться на территории театра и потребность в своем новом самосознании. Наши корни похожи, одновалентны, но время и театр - другие…
     …Мы, как и габимовцы двадцатых, не знаем, во что превратится завтра наша ЛабораТОРИЯ. Но существует непреодолимая и очень ясная уверенность в том, что дорога, с ландшафтом которой мы знакомимся, и по которой движемся вперед - животворящая. А это, наверное, самое важное для театра.

     ВОПРОС: Ваша потребность в еврейском театре и еврейском искусстве вообще, насколько она соответствует современному миру, где искусство, как и все остальное, глобализировано?

     ЗЕЛЬЦЕР: Я недавно разговаривал со своими друзьями, и мы пришли к выводу, что живем сегодня в мире, где нет маргиналов, особенно в искусстве. То есть, любое маргинальное явление моментально присваивается себе мэйнстримом и становится его частью. Мы давно привыкли к фразе "мир без границ" но именно отсутствие границ порождает отсутствие маргиналов, и вот эта актуальная ситуация порождает огромную человеческую потребность в создании новых границ. И это, как ни странно, актуализирует и отошедшие, казалось бы, в прошлое рамки и границы. Например, сегодня снова актуальна такая форма существования, как община. Я не вижу еврейский театр сегодня как национальный театр. Я его вижу как общину.